Жаным.

Посвящается Г., замечательной женщине. Девчонки в деревнях невестятся рано. И физический труд, и жизненный уклад дают о себе знать. В пятнадцать я уже созрела и была похожа на восемнадцатилетнюю, хотя мозгов, увы, в то время наблюдалось недостаточно. Это я понимаю сейчас, через призму лет. А тогда, обхватив себя руками и глядя в зеркало я мечтала, разглядывая ладную, стройную фигуру, сочные губы, яркие глаза и любуясь отражением. Мечтала лишь об одном: поскорее найти того, кого я буду называть «жаным». Это должен быть герой. Такой, с которым ничего не страшно, и за которым, как за каменной стеной. - Фируза, посмотри на Равиля, сына директора школы, он сохнет по тебе! – говорила мне подружка. - Вот ещё, - фыркала я, - даже не говори! Сынок – он и есть сынок. Маменькин. Равиль учился на «отлично», ходил в клуб на курсы баяна и вообще был слишком прилизанный, отутюженный и аккуратный. Фу! Мне нравился Бахтияр – его боялась вся округа – это был мой герой. Однажды мы сидели на лавочке возле подружкиного дома, а он с другом шел мимо. - Выросла, что ли? Ну-ну! – ласково, но с оттенком снисходительности, сказал он, медленно и оценивающе осмотрел с головы до ног и усмехнулся. Я сидела пунцовая от смущения, а когда он ушел, слегка ущипнув за щеку, пулей кинулась домой, где проревела от неведомой доселе ажитации первой влюбленности. Чуть позже он стал меня провожать до дома, если где-либо встретит. Молча, победно сверкая черными глазищами. Я не чувствовала под собой ног и дышала через раз. А потом его посадили на пять лет. Драка с поножовщиной. Как мне тогда представлялось - отстаивал свою честь. Именно оттуда он начал писать письма - страстные письма о любви, и о том, чтобы ждала. Я ждала. Писала ему письма. Каждое письмо было равноценно вывернутой наизнанку душе – столько себя и своей любви я в него вкладывала. Это по-прежнему был мой герой. Поступила в институт в районный центр. Ему это не понравилось – он требовал, чтобы я жила с родителями. Ревновал страшно. Пока только на бумаге. Перевелась на заочное. Через три года его отпустили на «химию» в поселок, что был недалеко от нашей деревни. Сыграли свадьбу и стали жить вместе. Сняли дом, я почти сразу забеременела. К слову сказать, "жаным" я так и смогла ему сказать ни разу: сначала стеснялась, потом… …Он ударил меня в первый раз в людном месте, на автовокзале – ни с того, ни с сего. Мы просто шли к автобусу – ехали на выходные к родителям. Было жарко, и он велел купить минералки. Я полезла в сумочку за деньгами, и, видимо, долго копалась, что ему не понравилось: он несколько раз, сильно ударил меня в лицо и грудь. Оцепеневшая от боли и неожиданности я просто стояла, пока его приступ агрессии не закончился. Вокруг проходили люди, он бил, я стояла. …Этот кошмар до сих пор иногда сниться мне по ночам… …Дома я ничего не сказала, тем более, что он даже стоял на коленях и просил прощения. … Бил теперь он меня регулярно. Сначала прикрывался ревностью: тот не так посмотрел, а тот не то сказал.… Потом начал цепляться к мелочам: плохо сварила суп, прополола огород, постирала рубахи…. Косметикой пользоваться запрещалось: все выкидывалось; одежду модную носить – тоже, ведь такую носят только проститутки. Я терпела. Сказать кому - стыдно, да и ждать помощи было особо не откуда: отец и братья пребывали в неведенье, так как сказать им о происходящем я так и не осмелилась: людьми они были жесткими и строгими. И, хоть мордобоя в их семьях не допускалось, считали: вышла замуж, значит – отрезанный ломоть. Подходило к концу обучение в институте, и я готовилась защите диплома. Сына отвезла к родителям, а сама поехала в районный центр, где базировался институт. Двенадцать листов формата А 1 были начерчены: все это делалось бессонными ночами – другого времени не было. …Он приехал вечером того же дня, ворвался в общагу, где я остановилась, разогнал девчонок, проверил шкафы и даже залез под кровать – искал любовника – а потом в клочья разорвал мою дипломную работу и избил зверски, пиная ногами. Вызвали полицию. Заявления я, конечно, не подала – то ли любила, то ли боялась – такая вот дура. Он увез меня домой. Опять валялся в ногах и просил прощения. Клялся, что больше не будет бить меня. Говорил, что нашел работу в Сургуте – заработаем много денег, купим дом и будем жить – счастливо! Не знаю, как у других, но крохотные островки мира и счастья в семье все же были – поэтому согласилась. Институт я так и не закончила, еще несколько лет выживания с «моим героем» свели на ноль стремление к завершению учебы. Дальше было еще хуже. Теперь он еще пил и таскался по бабам. К битью добавились и унижения словесные: он, король, бабы от него без ума, а я – опустившаяся уродина, никому не нужная. Безобразные сцены были чуть ли не ежедневно, и я просто боялась его, испытывая неизменный животный страх. Однажды, когда я с сыном вернулась домой, уставшая и замерзшая – в доме развлекалась пьяная компания. Когда они ушли, он, приревновав меня к какому-то его другу-маргиналу, подвесил петлю к люстре и сказал, чтобы я вешалась, иначе он просто меня убьёт. Подхватив сына, в одном халате, я выпрыгнула со второго этажа и пряталась по знакомым с твердым намерением – сбежать. Да, была тогда я на пятом месяце беременности. …Убегала несколько раз. Настигал, возвращал, бил. Я была не я – это было запуганное, замученное существо, думающее лишь об одном – спастись от палача. Сломленная духом я только пыталась выжить - это был инстинкт самосохранения. Помощь пришла, откуда не ждала. Коллега по работе, немолодая женщина, проникшись моей бедой, написала письмо моему отцу. Он приехал. С братьями. Никаких выяснений отношений с изувером не было, просто отец сказал ему: - Будешь рыпаться – убьем. Мы не просто так сюда приехали. Все оказалось легко. На поверку мой упырь-садист был силен только со слабой измученной женщиной. Нет, он, конечно, пытался что-то изображать, но его быстро урезонили. …В самолете отец сказал мне, непрерывно и взахлеб ревевшей от счастья обретенной свободы: Прости, дочь. Не знал. Или не хотел знать. Прости! Теперь ты под нашей защитой – и на ноги поможем встать и внуков вырастить. Долго отлеживалась, никуда не выходя. Мама непрерывно пекла и баловала меня выпечкой: то кастыбый**, то эчпочмак***, то чак-чак****…. Пили с ней чай с травами, неспешно беседовали, дети, счастливые, носились по сельским просторам. Потом отец купил мне квартиру в районном центре, а брат, живущий там, устроил на работу. Сыновья до конца лета жили в деревне, а я осваивалась в новой жизни. Снова расцвела и воспрянула духом. На работе же завязался роман с коллегой. Иван был разведен и симпатия, которая возникла у нас с первых дней, вскоре материализовалась в страсть. С ним я впервые почувствовала, что такое быть желанной и отдавать взаимностью в полной мере. Все бы хорошо, но когда привезли детей: старшему, Азату, пора было в школу, младшему, Дамиру – в детский сад, особой приязни со стороны Ивана я не почувствовала. Он был с ними холодно - вежлив и отстранен. Встречаться стали реже, потом, по прошествии нескольких месяцев, он сказал мне, что хочет своего ребенка, и, если это произойдет, то постарается полюбить и моих мальчишек. Рисковать я не стала - давно все поняла. Хороший любовник не всегда может стать хорошим мужем, и уж, тем более – отцом чужим детям. Отношения сошли на нет… Про бывшего забылось, тем более, что он пропал с горизонта. Говорили, что у него другая женщина. Сочувствую ей. Мальчишки росли, я работала, в выходные часто ездила в деревню к своим. Однажды, на шумном и веселом татарском празднике, гуляя с детьми, встретила Равиля, своего школьного воздыхателя. Он шел с товарищем. На шее у него гордо восседал пятилетний сынуля. - Привет, Фируза! Ты все хорошеешь! Вот, познакомься, мой друг Ильдус, - он обернулся к другу: - Ильдус, это Фируза, моя первая школьная любовь. Правда, красавица? Ильдус кивнул и произнес смущенно: - Здравствуйте, соседка! - А мы – соседи? – удивилась я. - В соседних домах в городе живем. Я вас давно заприметил, а вот вы меня, видимо – нет. Я не успела ответить, так как Дамир принялся теребить мою руку и сказал, указывая на сына Равиля: - Мам, я тоже так хочу! - Да, легко! – неожиданно вклинился в разговор Ильдус, и, подхватив Дамирчика, посадил к себе на шею. - Пойдем к нам в компанию? – предложил Равиль, - ты многих там знаешь, а жена моя, Роза, твоя одноклассница. Я согласилась. Подумала: какой замечательный этот Равиль, и почему он тогда мне казался маменькиным сыночком? Красивый и здоровый человек. И физически и психически. Вскоре мы сидели в большой и веселой компании. Равиль весь день был тапером: задористо наигрывал на баяне татарские переливы и популярные мелодии. Отлично провели время. Дети носились с новыми друзьями, я общалась со старыми и… приглядывалась к Ильдусу. Вечером Ильдус довез нас на своей машине до дома и помог донести заснувшего Дамира. Я предложила чай, он не отказался. Пили чай втроем со старшим, Азатом. Дамир так и не проснулся. Потом и он ушел спать, а мы все сидели… Скажу честно, мне очень хотелось, чтобы он остался. Но он не посмел. Уходя сказал на прощание: - Было приятно познакомиться. Не спала ночью ни минутки. Радостное возбуждение заполонило душу – она почувствовала предтечу любви. …Утром старший, собираясь в школу, спросил: - Мам, а Ильдус ещё придет? - Не знаю, - улыбнулась я. …Только бы не обмануться надеждами… …После работы, забрав Дамира из садика, я шла, думая о нем, Ильдусе. Мы не договаривались о встрече, но почему-то я знала: она будет… и скоро. ...Он ждал нас у подъезда. - Я обещал Дамирчику рыбок показать и ещё с одним другом познакомить. Не хотите прогуляться? Я не стала возражать. В доме Ильдуса было чисто и уютно. У порога нас радостно встречала немецкая овчарка Найда, которая сразу же признала нас за своих. Ильдус угостил нас пельменями, приготовленных самим, и тортом – покупным. Видно было, что он ждал и старался. - А можно Азата позвать? – непосредственный в своей искренности, спросил Дамир, - он тоже пельмени любит, и торт! И с животными познакомиться он тоже хочет! Я не успела ответить, как Ильдус уже звонил Азату и приглашал к себе. И когда успел телефон узнать? Мы стали близки. Это было естественно и очевидно как для него, так и для меня. Квартиры у нас были маленькие, однокомнатные, и отношения сложились гостевые. Большую часть времени Ильдус проводил с нами, а вечером, когда дети засыпали, мы шли к нему. Любили друг друга, немножко спали, а потом он с Найдой провожал меня домой. Дети выросли, стали жить самостоятельно, но наши отношения так и не изменились: он – желанный гость в моей жизни, я – в его. Мы ни дня не проводим врозь: то у меня, то – у него, то – где-то еще. Праздники, отдых, дача – всё вместе. Я задерживаюсь, он приготовит пищу и накормит, он задерживается – я. Нам есть о чем поговорить, наши взгляды на жизнь совпадают. Мне хорошо в его обществе, ему – в моем. Я даже и не заметила, как стала звать его "жаным", и слышать "жаным" в ответ. Мечта глупой татарской девчонки сбылась – через тягости и перипетии судьбы… Душа моя, радость моя, милый, любимый.

Жаным… ********************** Җаным* - с татарского: душа́ моя́, жизнь моя́, родно́й мой, мой хоро́ший Кыстыбы́й **(также кыстыбай, хĕстнĕпай, якмыш) — традиционное татарское, башкирское и чувашское блюдо из теста с начинкой чаще -с картофелем. Эчпочма́к*** (тат. өчпочмак, башк. өсбосмаҡ — «треугольник») — татарское, башкирское национальное блюдо, печёное изделие из пресного, реже дрожжевого теста, с начинкой из картофеля, мяса (как правило, говядины, баранины, гуся или утки) и лука. Чак-ча́к**** (тат. ) — мучное восточное печенье из обжаренных во фритюре кусочков теста, перемешанных с медовым сиропом.

#рассказыолюбвииоколо

Я пишу почти два года для вас,дорогие мои подписчики, бесплатно.Когда болела ковидом я взяла несколько статей из интернета.Это плагиат.Нет монетизации.Я инвалид-колясочник,мне 85 лет На лекарство раньше зарабатывала на дзене.Сейчас нет такой поддержки,вы мне помогли купить эл.коляску,собрали деньги на печатание моей детской книжечки. Низкий вам поклон! Если можете,то поделитесь денежкой мне на лекарство.Буду молиться за ваше здоровье! КАРТА 2202 2009 9172 8807